Язычник - Страница 97

– Если Владимир не помешает, – хмуро произнес Сергей.

– Да, – Артём тоже помрачнел.

Несмотря на былую дружбу с Владимиром, ничего хорошего для себя отец и сыновья не ждали. До Киева уже дошли слухи, что новгородский князь очень сильно обижает христиан. А жрецы его что ни день людей на капищах «жрут» – режут. Хватают тех, на кого падет жребий, и губят. А жребий падает, ясное дело, на христиан да на тех, кто против Владимира говорит.

– Ничего, – Сергей сжал тяжелые кулаки. – Отобьемся. Чай, у нас на юге людей вдесятеро больше, чем у северян. Даже если наемников посчитать. Одна у нас слабость – Ярополк… А теперь, сынки, поехали к печенегам.

* * *

Выехали ночью, а в стан орды прибыли утром. Сергей с сыновьями. С ними – три полусотни гридней из личной дружины Сергея. Немного. Но ведь ехали не биться. Дружеский визит по приглашению хана Илдэя. Илдэй – союзник, так что опасаться причин не было. Тем более что с печенегами-цапон Сергей знался давно. Воевали вместе чаще, чем друг с другом, и кочевать им разрешалось у самых границ Киева. Кочевать и бить прочих разбойников. Таких же степняков. Разумеется, копченые есть копченые. Одними разбойниками не ограничивались. Хватали всё, до чего могли дотянуться загребущими ручонками. Но не увлекались. Знали: если зарвутся, то ручонки эти им отрубят по самую шею.

О том, что союзные цапон надыбали что-то интересное, сначала узнал Варяжко. Он и проинформировал Сергея.

Сам Варяжко тоже был тут. Прискакал днем ранее и многое уже успел выяснить. Однако окончательный вердикт должен был вынести Славка.

Пленника подняли и поставили на ноги. Копченые уже основательно с ним поработали, так что выглядел пленник неважно, но стоять – мог. Голый, трясущийся, с черными пятнами ожогов и красными – срезанной кожи, но – стоял, не падал. Сергей опытным взглядом определил: серьезных повреждений нет. Мучить печенеги умели и любили. Всегда растягивали удовольствие. То, что в данном случае предметом обработки был их сородич, копченых ничуть не смущало. Главное – не цапон. Чужой степняк. Вернее – не степняк. Ромей.

– Он, точно он, – уверенно заявил Славка.

Ромей его тоже узнал.

– А-а-а… – прохрипел он разбитым ртом. – Сын воеводы. Как тебе мое золото, пригодилось?

– Какое золото? – мгновенно оживился Илдэй.

– Не твое! – отрезал Сергей. И поинтересовался у пленника: – Жить-то хочешь?

– Хочу умереть, – ответил тот. – Только быстро.

– Дохлым ты мне ни к чему, – усмехнулся Сергей. – А вот живым можешь и пригодиться.

Вот он, долгожданный компромат на боярина Блуда! Шпион Византии, который привез Блуду золото.

– Я его покупаю, – Сергей повернулся к Илдею: – Две номисмы.

– Десять, – внес встречное предложение хан. – И ты расскажешь мне, о каком золоте говорил этот ублюдок.

– Золото это мой сын добыл железом, – Сергей одарил печенега грозным взглядом. – Три номисмы.

– Четыре!

– Договорились.

За такую добычу Сергей готов был заплатить не то что четыре золотых – все десять. К счастью, хан об этом не знал.

– Этого – подлечить и стеречь, – распорядился Сергей. – Хорошо стеречь. Он хитер, как лисица. Поедем вечером, когда жара спадет. Артём, выдай нашему другу Илдэю деньги. До вечера мы будем твоими гостями, друг мой Илдэй-хан.

Это был не вопрос. Распоряжение.

И Илдэй-хан, вождь двух тысяч сабель, угодливо склонил голову.

– Все мое – твое, – проскрипел он с улыбочкой. – Друг мой большой хан Серегей. Твоя дружба – великая ценность.

Тут он не ошибался. Дружба, вернее, благорасположение знатных киевских воевод стоили дорого. Что, впрочем, не помешало Илдэю выторговать пару номисм.

* * *

– Вот, княже, мой свидетель! – воевода Артём сделал знак, и Славка вытолкнул вперед плененного ромея.

– Это кто? – недовольно спросил Ярополк.

– Его зовут Евпатий.

– Евпатий? – Ярополк поглядел на пленника и улыбнулся. Решил, что шутка такая. Назвать печенега Евпатием – это весело.

Но ни Артём, ни его брат, ни отец, боярин Серегей, не улыбались.

– Мы купили его у печенегов, – сказал Артём. – Мой отец пообещал ему жизнь и убежище, если он расскажет правду.

– Правду – о чем? – Молодой князь с подозрением уставился на пленника.

– О боярине твоем Блуде. И о том, как погиб Лют Свенельдич.

Ярополк помрачнел:

– Я не хочу об этом слушать!

Хотел он произнести это важно и твердо. Но голос подвел – взвился фальцетом.

От этого Ярополк занервничал еще больше:

– Не хочу ничего слушать! Уходите!

– А придется послушать, – ледяным голосом, уже без всякого почтения сказал Сергей.

Он с трудом сдерживал раздражение. И это сын Святослава!

– Или ты, княже, выслушаешь нас – или нас выслушает вече.

Ярополк гневно сдвинул брови, открыл рот… Но сдержался. Проглотил сердитую отповедь. Сообразил, должно быть, что популярность Сергея и его старшего сына в Киеве – побольше, чем у князя. Да и дружина тоже еще неизвестно на чью сторону встанет. А может, вспомнил Ярополк, что боярин Серегей и самому Святославу осмеливался обидное говорить… И Святослав терпел.

– Пусть говорит, – разрешил Ярополк. – Только пусть говорит… по-ромейски.

И победно поглядел на Сергея. Вот тут-то твой печенег и опозорится.

– Говори, – велел Сергей.

– Меня зовут Евпатий, и я сын патрикия Алакиса, – глухо, но зато на отличном ромейском проговорил пленник. И уточнил: – Четвертый сын. К вам меня послал севастофор Роман. – Тут он запнулся и поглядел на Артёма: надо ли пояснять, кто такой этот Роман?

Артём пояснил сам: