– Ври больше! У этого-то зубищи – подлинней моего ножа! Нет, ты глянь! – Нурманы с интересом заглядывали в раззявленную пасть, щупали тушу, изучали запекшуюся кровь на шкуре.
– Ты глянь – летний, а жирок уже нагулял. Слышь, как там тебя, Горм – уважь, позволь отмахнуть окорок! А мы те четверть серебряной марки отвесим!
– Н-нет! – слегка заикаясь, ответил хозяин медвежьей туши.
– Что? Мало? – набычился тот, кого звали Скегги. – Четверть марки – хорошая цена. Очень хорошая.
– Д-да, – согласился тот, кто представился Гормом. – Т-только медведь – д-для к-конунга. К-как же к-конунгу – без лапы?
– Отстань от него, Скегги, – вмешался другой нурман. – Прав он. Пива хочешь, Горм?
– Н-не от-ткажусь! – Принял поднесенный холопом ковш, сдвинул немного вверх помятый исцарапанный шлем и в несколько глотков опростал емкость.
– Расскажи, как ты его? – спросил угостивший пивом нурман. – Как выследил громадину такую?
– Я его не выслеживал, – сказал Горм.
После пива он стал меньше заикаться, но слова все равно выговаривал плохо. Оно и понятно. Одна щека славного охотника изрядно распухла, и даже из-под шлема видно было, что раскровенена изрядно. Сразу понятно, что тяжко пришлось не только броне, но и тому, кто ее носил.
– Он сам напал, – сказал Горм.
– И ты его – один? – допытывался нурман.
– Трое нас было, – сказал Горм. – А можно еще пива?
– Налей, – велел стражник холопу. – А где же остальные?
Горм принял еще один ковш:
– О-о! Славно! Благодарю тебя…
– Рауми! – представился нурман. – Рауми Хальффсон.
– Благодарю тебя, Рауми. Трое нас было. Я и двое хольмгардцев. Ехали мы по тропе, а тут он выскочил. У меня лошадь шархнулась, споткнулась и упала. Выкарабкался, гляжу – хольмгардцы уже лежат. А зверь этот на меня бежит. Я его мечом рубанул, да он лапой махнул – меч мой улетел.
– И как же ты…
Горм приложился к ковшу, отер рот грязной ладонью и сказал:
– Ножом я его. Я на него закричал, он на дыбы поднялся, сгреб меня – ну я его ножом и ткнул меж ребер. А он меня – лапой по голове приласкал. Подумал – убил. Однако очнулся. Гляжу – а он рядом мертвый.
– Сильна твоя удача! – одобрительно произнес Рауми. – Ну ладно, вези его в замок. Там сейчас конунг.
– Угу. Благодарю за пиво, – Горм вскарабкался на телегу, мальчишка-смерд щелкнул кнутом.
– Надо же! – удивленно покачал головой Рауми. – Ножом. Силен этот Горм. Не помнишь, из чьего он хирда?
– Наверняка из людей Торкеля, – уверенно ответил Скегги. – Из чьих же еще?
В ворота княжьего кремля телега въехала беспрепятственно. Стража подивилась необычайным размерам убитого зверя и, узнав, что удачливый охотник желает подарить зверя князю Владимиру, тут же за ним и послали.
Владимир – сам изрядный любитель ловитв, появился быстро.
Мишку оценил.
– Такого большого зверя даже я не брал, – сказал он. – Если не считать Роговолта! – И засмеялся.
Столпившиеся вокруг вои тоже расхохотались. Эко князь пошутил.
– Я его ножом убил! – похвастался Горм.
– Да ну? – Владимир подошел к туше, вынул собственный нож – прямой обоюдоострый клинок в пядь длиной, втолкнул в рану.
– Точно, – сказал он. – Я даже удар этот знаю. И сам так могу. Это варяжский прием. А ты у нас – нурман, верно? Ну-ка сними шлем, воин. Хочу я на тебя посмотреть.
– Не стоит на меня смотреть, – мрачно произнес Горм.
– Ну это я сам решу, – голос князя посуровел. – Шлем долой, живо!
– Ну твоя воля, – Горм вздохнул.
И осторожно стянул с головы шлем.
Голова Горма до самых глаз была обмотана пропитавшимися кровью тряпками. Вместо правого глаза – струпья запекшейся крови. Правая сторона лица – одна сплошная опухоль.
– Что ж ты, дурень, в шлеме ходил? – удивился князь. – Тяжко же.
– Тяжко, – согласился Горм. – Зато никто не видит, каково мне. Я, конунг, боль хорошо терплю, да только боец из меня нынче неважный. А места здесь беспокойные. Увидели бы, что я ранен… Мало ли что… А когда я в шлеме, так и не видно. А про варяжский твой удар я не слыхал. Случайно получилось.
– Теперь будешь знать, – сказал князь.
– Буду, – согласился Горм. – Но на медведя больше не пойду. Этак и без второго глаза остаться можно. Так ты берешь подарок или как?
– Беру! – ответил князь. – Сегодня и съедим твоего мишку. А голову я сохраню. Знатная голова. Торкель!
– Я, конунг, – нурманский ярл выступил вперед.
– Славный у тебя воин! Позаботься о нем как следует.
И махнул рукой, чтобы забирали мишку.
– Славные, – согласился ярл – в спину уходящему князю.
«Правда этот – не мой», – добавил ярл мысленно.
Но вслух уточнять не стал. Воин и впрямь славный. Видно – из одиночек. Если выживет, можно и в хирд взять.
– Гудмунд, позаботься о нем, – переадресовал ярл распоряжение князя.
– Жрать хочешь? – спросил Гудмунд Желтый.
– Хочу, – ответил Горм.
– Тогда шагай за мной.
Дверь за Гудмундом закрылась. Горм остался один. Сначала он задвинул засов. Потом выплюнул изо рта восковый ком, заложенный под щеку. И наконец содрал с лица хитрую повязку – кожаный лоскут, на который птичьим клеем было налеплено подобие выбитого глаза и в клочья разодранного лица. Нурман Горм исчез. Зато появился киевский гридень Богуслав Серегеич.
Затем гридень чесался. Долго и с невероятным наслаждением. Кто знал, что именно зуд будет самым серьезным испытанием. Если не считать того, когда Владимир угадал по ране убитого медведя варяжскую сноровку и потребовал снять шлем. Что ж, нанятый Устахом скоморох заслужил свои полмарки. Сработал отменно. Владимир Славку не признал. И никто из нурманов не признал в нем чужого. Бог помог, должно быть.