Язычник - Страница 82

Выбрав домик поближе к лесу, Славка двинул к нему. Едва откинул калитку, под ноги выкатился лохматый кабыздох, залился лаем, нацелился даже тяпнуть за ногу.

Славка восхитился шавкиной храбростью, пожалел, не пнул, а только рыкнул грозно.

Кабыздох шарахнулся под крыльцо, но не унялся: продолжал брехать.

На голос из избенки вышла баба, худая, плечистая, как мужик, с ухватом наперевес.

– Чего надо?

– Не бойся, мамаша, не обижу, – примирительно сказал Славка. – Нездешний я, из Полоцка. Там сейчас…

– Знаем, слыхали, – баба опустила ухват, пригляделась к Славке внимательнее.

Славка постарался выглядеть попростодушнее. Рожа у него была – от здешних не отличишь. Вылитый кривич. Вдобавок выглядел Славка моложе своих восемнадцати лет. Безусый белобрысый парень, свой парень.

– Зовут как? – спросила баба.

– Неждан, – соврал Славка.

Собственное имя, Богуслав, – не годилось. С такими именами в грязных портках по лесам не шастают.

Баба окончательно успокоилась.

– Вот уж точно – Неждан, – цыкнула на кабыздоха, спросила: – Жрать небось хочешь, как бирюк зимний?

– Угу, – второй раз соврал Славка.

Особо голодным он не был. Летом в лесу еды вдоволь. Однако если его накормят, значит, он уже не бродяга, а гость.

В избе сучила пряжу белобрысая румяная девка года на три младше Славки. По здешним меркам – на выданье.

Славка поздоровался чинно. Девка зарумянилась. Мать тут же погнала ее за какой-то надобностью. На всякий случай – чтоб на молодца-гостя не засматривалась.

Смерд – хозяин избы вернулся к вечеру. Приволок корзинку рыбы. К появлению Славки отнесся спокойно, даже не стал уточнять: кто таков. Беглец из Полоцка. Этого довольно.

Спустя некоторое время за смердом забежал малец: староста созывал сходку.

Славке тоже хотелось пойти, но это было бы неправильно. По деревенским мерам, молодые да неженатые парни авторитетом не пользовались, и на совет их не звали.

Пока хозяина не было, Славка попытался вызнать у его жены, нет ли у кого из местных коня на продажу. Баба его огорчила. Кони были, но до осени никто из местных животину продавать не станет. Разве что очень задорого. Покупать задорого средств у Славки не было. Оставалось – украсть. Но красть у тех, кто его приютил, было не по Правде. Придется искать другое сельцо.

Вернулся муж. Поведал: теперь у них другой князь. Владимир Святославович. Полоцкий стол теперь – его. Роговолт и его сыновья – мертвы, а дочку Роговолтову Владимир за себя взял. И разослал вестников, что теперь все на полоцких землях должны ему данью кланяться.

Община приняла новость спокойно. Смерды полагали, что дела князей их не особо касаются. Такому отношению Славка сперва удивился, потом сообразил, что война вот уже несколько десятилетий не касалась здешних лесов. В середке своего княжества Роговолт безобразий не допускал, так что самым страшным бедствием для здешних смердов было княжье полюдье.

Разубеждать смердов Славка не стал. Скоро они сами увидят разницу между варяжским полюдьем и нурманским. А тогда уж сами решат: либо приспособятся, либо сбегут в лес, а то и в соседнее княжество. Скорей всего – первое. Смерд – и есть смерд. Прижмешь его – он все равно с отчинной земли не уйдет. Затянет пояс потуже – и все.

Поужинали жареной рыбой да пареной репой.

После ужина Славка хотел уйти, но вокруг все дышало таким вековечным спокойствием, что решил остаться. Только на одну ночь.

Лучше бы Славке уйти вечером. Но он ничего не знал о том, как воевода Добрыня печется о том, чтобы весть о падении Полоцка раньше времени не достигла Киева.

Водные пути крепко перегородили нурманские драккары. На всех южных трактах уже три дня стояли заставы из новгородцев и викингов, удерживая всех пеших и конных. Такие же смешанные разъезды шарили по селам и хуторам, выискивая беглых из Полоцка. Сделано это было сразу после побега Славки, которым, впрочем, ни Добрыня, ни Владимир особо не обеспокоились. Им доложили, что беглец удрал прямо в лес, и след его затерялся в окрестных болотах. Князь и воевода были уверены в том, что степняк-киевлянин надолго заплутает в кривичских лесах. Но могли уйти и другие вестники. Этих и стерегли. Если бы Владимиру удалось так же быстро овладеть Смоленском – считай, половина Киевского княжества стала бы за ним.

Разъезд из пяти всадников въехал в село уже в сумерках. Командовал разъездом нурман из дружины ярла Торкеля, Скьёффи Гнилой Рот, вел разъезд купленный за серебро следопыт из местных. Остальные трое были ратниками из новгородских охотников. И надо же такому случиться, что выехали пятеро аккурат к дому, где загостевал Славка.

К этому времени Славка уже успел уснуть. Даже блохи, вольготно обитавшие в подстилке из старых лисьих шкур, служившей Славке постелью, не смогли помешать здоровому молодецкому сну. Даже топот копыт, который в лесу непременно разбудил бы гридня, не заставил Славку проснуться. Должно быть, ощущение покоя и безмятежности, царивших в поселке, каким-то образом отключило сторожевой навык. Даже захлебывающееся тявканье кабыздоха его не разбудило. Только когда тявканье это оборвалось коротким визгом, Славка наконец проснулся. Однако было поздно. Двое вооруженных мужей уже входили в темную избу.

Брякнуло железо, тускло мигнул лунный луч на выпуклости шлема, а потом внутренность избы разом осветилась багровым: третий вой сунул в узкое окошко зажженный факел. Как раз над лавкой, на которой спал Славка. Огненные мушки упали на шкуры, Славка быстро, пока не занялся мех, прихлопнул их ладонью левой руки. Правой он успел подтянуть под бок свой нож: неказистое, но хоть какое-то оружие.